— Я… думаю, это твой дом и для тебя это не очень приятно — иметь в доме чужого человека.
— Неправда, — прервал ее Ральф, — ты здесь не чужая, ты…
Глаза Ральфа искали ее взгляда, похоже, он никак не мог найти подходящего слова. Этель в недоумении смотрела на него.
— Ты жена моего брата, — наконец произнес он каким-то странным голосом, как будто напоминая об этом самому себе. — И наш дом — это твой дом.
— Спасибо, — ответила Этель, считая разговор оконченным, едва сдерживая слезы.
Она высвободила руку из ладони Ральфа и побежала вверх по лестнице в спальню. Здесь она бросилась на кровать и заплакала, как ребенок, уткнувшись в подушку.
Она оплакивала гибель своей мечты. Ничего у них с Артуром не получится. Не будет ни детей, ни настоящей семьи. Впереди только концерты, записи концертов, церемонии вручения наград — и все это время он будет где-то очень далеко.
Ральф прекрасно представлял себе все это с самого начала, еще тогда, когда впервые встретился с Этель. И он пытался предупредить ее об этом. Но она была либо слишком горда, либо глупа, чтобы прислушаться к его словам. А теперь слишком поздно. Проведя так немного времени с Артуром, она должна всю жизнь сожалеть об этом. И это все, что ей осталось. Все, что ждет ее в будущем.
Неужели она не заслуживала чего-нибудь лучшего?
Мысли о прошлом не покидали Этель и в поезде. Все-таки она поехала в Корнуолл. Ральф уговорил ее сопровождать Фредди. Занятый организацией похорон, он сам не смог приехать за ними в Лондон, и, конечно, она не могла отпустить дочь так далеко одну.
— Мама. — Нетерпеливый голос Фредерики вернул Этель к действительности. — Могу я взять бутылочку кока-колы из буфета?
Фредди, по-видимому, уже не первый раз задавала этот вопрос и с испугом смотрела на мать, уставившуюся в пространство.
— Да, конечно. — Этель порылась в сумочке, нашла пятьдесят пенсов и с улыбкой наблюдала, как дочь побежала по коридору вагона.
Церемония должна была состояться на следующий день утром. Этель решила, что она останется в гостинице, а Фредди тем временем отправится с дядей в церковь. После службы они сразу же вернутся в Лондон вечерним поездом. Фредерика просила остаться в Корнуолле на несколько дней. Она говорила, что Ральф приглашал их, но Этель сомневалась, что это так. Более вероятно, что девочка сама напросилась, а Макартур просто не стал возражать.
Но даже если он в самом деле приглашал их, ни о какой задержке в этих местах и речи быть не может.
Заканчивалась еще одна глава ее жизни. Элизабет Макартур умерла, а теперь вот и Артур, остался только Ральф, который помнил ее молоденькой, слабой и глупой девушкой. Но, собственно, ведь и с ним отношения давно прерваны и вряд ли когда-нибудь возобновятся.
Теперь Этель свободна и может изменить свою жизнь. Почему только теперь? Ведь они развелись с Артуром двенадцать лет тому назад, и все же она не чувствовала себя свободной. Каждый раз на пороге близости с каким-нибудь мужчиной она отступала. Боялась еще одной трагедии. А может, утратила способность любить?
Как бы то ни было, все это время она существовала, именно существовала, одна и иногда думала, что то, что зовут личной жизнью, вообще никогда больше невозможно. А что, если теперь?..
— Ты делаешься все хуже и хуже.
Голос Фредди вновь прервал ее мысли. Этель отвернулась от окна и посмотрела на дочь.
— Хуже?
— Ты грезишь. Все время о чем-то мечтаешь.
— Ну и что? Уверена, я не одна такая. Этим занимаются многие, — сказала она с улыбкой, одновременно удивляясь тому, что в разговоре с дочерью занимает оборонительную позицию.
— Нет, другие матери этого не делают, — решительно возразила Фредди, — другие матери ругают за это своих детей.
— Возможно, это именно те матери, которые не позволяют своим детям слишком много говорить, — многозначительно заметила Этель.
Фредди сразу все поняла и скорчила рожицу. Затем горестно покачала головой, словно осознавая бесполезность попыток исправить мать.
— Ты дала мне мало денег, — объяснила она свое возвращение, — дай мне, пожалуйста, еще пятьдесят пенсов.
— Вот, держи. — Этель протянула ей монету в один фунт. — А если я перестану мечтать, ты принесешь мне кофе, ладно?
— Конечно, мамочка, — улыбнулась Фредди.
Может, Этель и не очень хорошая мать, но вряд ли ее дочери было бы лучше с другой. От природы Фредерика бунтарь, и с более строгой воспитательницей у нее была бы постоянная война.
Когда дочь станет подростком, жизнь превратится в сплошной кошмар, в этом Этель отдавала себе отчет. Очень трудно будет решить, когда нужно настоять на своем, а когда можно и уступить. Конечно хорошо бы разделить это бремя с кем-то умным, решительным. И, вероятно, хотя бы поэтому Этель необходимо выйти замуж.
Но как знать. Она могла встретить самого милого, умного, распрекрасного мужчину, а Фредди невзлюбила бы его с первого взгляда.
Этель уже имела такой опыт. Она вспомнила Боба. Для такой одинокой женщины, как она, это был просто подарок: тридцать пять лет, разведен, бездетный, очень привлекательный, с юмором, добрый и хорошо ладит с детьми. Она познакомилась с ним у знакомых на пикнике. Но Фредди сказала, что он хороший, но если, мама любит таких мужчин… и пояснила, что он не в ее вкусе. Боб не выдержал арктического холода, которым дочь наполнила дом, и просто исчез.
Что поделаешь!.. Этель тяжело вздохнула, но оплакивать свои любовные неудачи теперь не время. Мысли ее вернулись к реальной жизни. Через полчаса они приедут в Труро. Ральф обещал прислать машину, чтобы отвезти их в гостиницу. Единственное, что от нее требовалось, — это подготовить Фредерику к похоронам, затем просто подождать, пока церемония закончится, и как можно быстрее вернуться в Лондон. Все будет в порядке, главное — не позволить воспоминаниям овладеть собой.